Она вернулась в свои покои, где ее дожидались карты Империи и документы. Накойя в остолбенении проводила взглядом свою питомицу, гадая, по какой такой причине молодая госпожа навлекает на себя гнев этого грубого скота, который стал ее мужем.
Спустя три дня, не обращая внимания на присутствие Накойи и других слуг, Бантокапи без предупреждения ворвался в покои жены. При виде его грязных сандалий Мара невольно содрогнулась. Однако именно эта пара была предназначена только для ходьбы: на ней не было шипов, необходимых для занятий борьбой или фехтованием.
— Как ты посмела допустить, чтобы этот старый пень со своими клушами являлся ко мне в городской дом! — прямо с порога разразился руганью властитель Акомы. Служанки в углах комнаты сжались от страха.
Мара потупилась… то ли от раскаяния, то ли не желая показывать, как позабавила ее эта характеристика властителя Джандавайо.
— Мой супруг недоволен?
Бантокапи уселся перед ней на циновку с самым мрачным видом:
— Женщина, этот глухой тупица когда-то дружил с моим дедом! Он почти выжил из ума! Он, по-моему, так и не расстался с иллюзией, что мой родитель был другом его детства, а я — это Текума из Анасати. А его матушка и того хуже — это же почти труп, а он повсюду таскает ее за собой. Боги, да ведь ей, должно быть, уже сотня годков набежала. И все, на что она способна, это пялиться по сторонам, пускать слюни и пачкать циновки, на которых сидит! А господин Чипака все время с ней заговаривает, и вся их компания тоже — жена, дочки, даже слуги! Отвечать она и не думает, а они воображают, что она отвечает! — Похоже было, что от одного воспоминания об этом визите он распалился еще больше. — А теперь я хочу узнать, какая безмозглая служанка послала их ко мне в город? Чипака помнит только одно — что у нее груди большие!
Мара с трудом сдержала улыбку. Возможно, близорукому властителю Чипаке ее груди показались большими, потому что он чуть ли не упирался в них носом, разговаривая с ней. Заметив, как покраснела его жена, и заподозрив, что она над ним насмехается, он заорал так, что задрожали стены:
— И он щупал мою… горничную! Прямо у меня на глазах протянул руку и… ущипнул ее! — Разозлившись не на шутку, Бантокапи вскочил на ноги и потряс кулаками в воздухе:
— И они торчали у меня два дня! На два дня мне пришлось уступить собственные покои этому дураку и его жене. Моя… горничная Теани была вынуждена перебраться в ближайшую гостиницу. Старый потаскун лапал ее не переставая!
Тогда Мара села попрямее и подлила масла в огонь:
— О Банто, тебе следовало бы позволить ему позабавиться с девушкой. Ну, кто она такая? Просто служанка; а если престарелый властитель в столь преклонном возрасте еще сохранил такую способность… он мог бы хоть развлечься, и тебе не пришлось бы придумывать, чем его занять.
Бантокапи побагровел:
— Только не в моем доме! Ух, если бы я только нашел эту грудастую дуреху, которая послала Джанда-вайо ко мне в Сулан-Ку, я бы своими руками с нее шкуру содрал!
По контрасту с громогласными выкриками Бантокапи ответ Мары прозвучал особенно кротко:
— Банто, ты ведь сам сказал: если кто-нибудь явится в гости, то мы должны сразу отправить его в твой городской дом, чтобы он не терял здесь время в ожидании. Я уверена, что Джайкен передал это распоряжение всем слугам, и каждый из них поступил бы точно так же.
Бантокапи прекратил метаться по комнате и застыл, стоя на одной ноге и поджав другую, как птица шетра. Эта поза могла бы показаться смешной, если бы в ней не чувствовалось напряжение и готовность накинуться с кулаками на первого попавшегося. Однако, взяв себя в руки, он заявил:
— Что ж, я сделал ошибку. Но с этого момента никого ко мне в город не посылай, если я заранее не дам на это согласия.
Раскаты отцовского голоса в конце концов разбудили Айяки, и малыш забеспокоился. Мара сразу же перевела все свое внимание на сына, но услужливо переспросила, словно желая убедиться, правильно ли она поняла новое распоряжение:
— Никого?
Взбешенный Бантокапи снова забегал по комнате:
— Никого! Если даже притащится какой-нибудь важный господин из Высшего Совета — может подождать!
Младенец захныкал. Брови Мары слегка приподнялись:
— Но, конечно, это не относится к твоему отцу?
— Эй, кто-нибудь, унесите отсюда ребенка! — взорвался Бантокапи.
Повинуясь жесту негодующего хозяина, Миса подбежала, чтобы взять младенца из материнских рук. Бантокапи пнул ногой подушку так, что она вылетела за дверь и закачалась на поверхности декоративного пруда с рыбками. Дав таким образом выход раздражению, он вернулся к прерванному разговору:
— Отец меня за дурака держит и воображает, что я всегда буду перед ним на задних лапках плясать. Так вот, пусть сам на задних лапках до реки допляшет и там помочится! Акома ему не подчиняется, и тут он командовать не будет!..
— Бантокапи смолк; его лицо еще больше потемнело. — Нет, я не хочу, чтобы он потравил мою рыбу. Скажи ему, пусть отойдет ниже по течению, подальше от моих земель, а уж потом пусть мочится в реку!
Мара спрятала руки под складками платья:
— Но, несомненно, если Имперский Стратег…
Бантокапи не дал ей договорить:
— Если сюда прибудет Имперский Стратег собственной персоной — даже и его не смей посылать в мой городской дом!
Мара пожирала супруга глазами — не то потрясенная, не то усмотревшая в происходящем нечто забавное. С каждой минутой Бантокапи все больше входил в раж. Два дня он крепился, вынужденный терпеть общество властителя Джандавайо, но уж теперь-то не намеревался обуздывать себя.