Дочь Империи - Страница 131

131

От Джайкена Маре было известно, что единственным источником доходов Джиду служили кустарники чокала. Из редкой разновидности бобов чока изготавливались особые сласти, дорогие, но охотно раскупавшиеся на всех рынках Империи. По странному капризу природы оказалось, что земли Тускалоры как нельзя лучше подходят для выращивания именно этого вида кустарника. Если бы Джиду хватало мозгов для рачительного ведения хозяйства, он непременно стал бы богачом. Но, не желая осложнять себе жизнь повседневными заботами, он оставался всего лишь властителем среднего достатка.

Нерадивое управление имением, однако, вовсе не означало, что властитель Тускалоры был человеком бездеятельным. Неуживчивый нрав Джиду не раз становился причиной кровавых столкновений с соседями на южных границах Тускалоры. От споров с Акомой его удерживало лишь ее могущество, столь внушительное до гибели Седзу. Мара ехала к Джиду, готовая ко всевозможный неприятностям, но у нее все же сохранялась надежда, что удастся уладить дело миром. А сейчас, пока она обменивалась приветствиями с властителем Джиду, весь ее гарнизон, за исключением охранников, стоявших, вдоль границ Акомы, уже продвигался к назначенному месту неподалеку от Тускалоры. Если дело дойдет до битвы, Тасидо и Люджан одновременно атакуют владения Джиду, а Кейок с резервом будет готов к защите господского дома.

Конечно, судьба могла оказаться и не на ее стороне. Но даже и в таком случае, если воинам Мары удастся вовремя отступить, чтобы избежать слишком больших потерь, у Акомы хватит сил, чтобы защищать Айяки, пока на помощь не подоспеет из Анасати его дед. И тогда все, что было Маре дорого, окажется в руках богов… или Текумы из Анасати, потому что ее самой уже не будет в живых.

О неожиданном визите гостьи властителя Джиду предупредил скороход, которого прислал дозорный с границы, и теперь хозяин Тускалоры поклонился молодой вдове, не выходя из тенистого укрытия на крыльце. То, что почетный эскорт Мары явился перед ним в полном боевом облачении, ничуть не озаботило Джиду, и, беспечно опершись о дверной косяк, он проговорил:

— Госпожа Мара, твой приезд — неожиданная радость для меня. Чему я обязан такой честью?

Притворно-любезная улыбка мгновенно исчезла с лица Джиду, как только Мара велела своим охранникам оставаться наготове. Стало ясно, что госпожа отнюдь не собирается в обратный путь, хотя властитель Тускалоры недвусмысленно дал понять, что ей здесь не приходится рассчитывать на теплый прием: он даже не пригласил гостью в дом, чтобы она могла хотя бы слег-ка подкрепиться с дороги. Мару кинуло в холод от его оценивающих взглядов, но она заставила себя приступить к делу.

— Господин Джиду, у меня есть твоя расписка с обещанием уплатить моему покойному супругу две тысячи центориев. В последние недели мойхадонра неоднократно и, к сожалению, безуспешно связывался с твоим управляющим, чтобы уладить это дело. Тебе было отправлено еще одно напоминание, которое я подписала собственноручно; ты же взял на себя смелость ответить мне оскорблением, и вот я здесь, чтобы лично обсудить это дело.

— Не уверен, что точно понял значение твоих слов, — ответил властитель Тускалоры, демонстративно отшвырнув в сторону огрызок плода. Резким поворотом головы он приказал слуге поспешить в дом. Тут же из боковой двери вылетел скороход и помчался по направлению к строениям, в которых, несомненно, размещались солдаты.

— Сейчас поймешь точно, — отозвалась Мара со всей решительностью, на которую была способна. — Когда ты ответил, что не считаешь себя обязанным отвечать на мое послание и «будешь чрезвычайно признателен», если я прекращу «докучать тебе» своими нелепостями, тем самым, господин Джиду, ты оскорбил мою честь! — Пытаясь поставить на место распоясавшегося грубияна, она и представить себе не могла, до чего в эту минуту напоминала своего покойного отца. — Как ты посмел обращаться ко мне в таком тоне, словно имеешь дело с базарной торговкой! Я — властительница Акомы и требую должного уважения!

Властитель резко оттолкнулся от дверного косяка; его наигранная томность исчезла бесследно. Он сменил тон и, будто успокаивая капризного ребенка, произнес:

— Госпожа Мара, когда люди раз за разом бьются об заклад на состязаниях, погашение долгов обычно происходит не столь просто, как тебе могло показаться. Твой покойный муж это понимал.

Мара с треском сложила веер, уверенная, что Джиду пытается обмануть ее и потому тянет время. Как только гарнизон Тускалоры получит приказ атаковать, фальшивой снисходительности хозяина придет конец. Она подавила нахлынувшую с новой силой обиду и ответила с гордостью, достойной ее предков:

— После смерти мужа Акомой правлю я, и могу тебя заверить: если бы подобное неучтивое предложение «не докучать» получил от тебя господин Бантокапи, его меч не долго оставался бы в ножнах. И не рассчитывай, что я не сумею постоять за себя, если ты немедленно не извинишься и не оплатишь свой долг.

Властитель Джиду спокойно оглаживал свою пухлую талию, как человек, только что отвалившийся от праздничного стола. Он пристально наблюдал за гостьей, и его самоуверенность предупредила Мару о грядущей опасности намного раньше, чем послышался звон лат и оружия: отряд солдат Тускалоры быстрым шагом приближался к дому. Папевайо, стоя рядом с госпожой, резко напрягся. Оба они увидели перед собой отнюдь не расхлябанных домашних охранников: отряд состоял из прекрасно вымуштрованных воинов, закаленных в пограничных стычках. Они выстроились шеренгами по обе стороны от входа в дом: такая позиция обеспечивала им серьезное преимущество. Если завяжется бой, лучникам Акомы придется стрелять, целясь вверх, да еще и против слепящего солнца.

131