После этих слов наступило тяжелое молчание, прерываемое лишь скорбными вздохами Джиду и едва слышным скрипом лат Папевайо, переступавшего с пятки на носок. Здоровой рукой Мара раскрыла веер и заговорила обманчиво-любезным, ядовитым голосом:
— Ты торгуешься, как ростовщик, в то время как погибшие солдаты Акомы лежат у твоей двери? Если мой покойный супруг оговорил порядок погашения долга — мы исполним его волю. Предъяви документ, и мы будем строго соблюдать записанные в нем условия.
Джиду от неожиданности моргнул:
— Но на те соглашение было только словесным, госпожа Мара, ведь это — договор между двумя благородными господами.
Веер в ее руке закачался быстрее:
— У тебя нет никаких доказательств? И ты еще смеешь торговаться!
Его плантации были в руках врагов, и Джиду остерегся снова затрагивать вопросы чести.
— Ручаюсь своим словом!
Мара насторожилась. Властитель Тускалоры создал такое положение, когда Маре оставалось лишь назвать его клятвопреступником, а это значило нанести оскорбление, которого не потерпит ни один правитель. Приличия требовали, чтобы властительница Акомы приняла условия соглашения, а отсюда следовало, что в течение ближайших трех месяцев она не получит вообще ничего, а затем — лишь пятую часть долга. Теперь уже она сама стояла перед выбором: согласиться на эти условия или возобновить бесполезную бойню. Веер неподвижно застыл у нее в руке:
— Но ведь оплата долга уже и сейчас запаздывает, господин Джиду, — возразила Мара. — Твой хадонра не сумел вовремя изучить спорное дело, что и завело тебя в этот тупик. Никаких новых задержек не будет, или твои поля запылают снова!
— Что же ты предлагаешь? — вялым тоном спросил Джиду.
Мара положила веер к себе на колено. Она превосходно выбрала момент, чтобы предложить Джиду встречную сделку, пока к нему не вернулась способность соображать здраво:
— Господин Джиду, тебе принадлежит узкая полоска земли между моими пастбищами — северным и южным. Посредине они разделяются руслом пересохшего ручья.
Джиду кивнул:
— Я знаю эти места.
Однажды он уже предлагал отцу Мары купить у него именно этот участок; Седзу отказался: ничего привлекательного для себя он здесь не находил. Берега высохшего ручья, каменистые, с выветрившейся почвой, были еще и слишком крутыми, чтобы затевать на них какие-либо посадки.
На лице властителя Тускалоры появилась некоторая заинтересованность:
— Тебе понадобились те земли, госпожа?
Задумчиво поигрывая веером, она ответила:
— Недавно мы передали верхний луг чо-джайнам. Теперь Джайкен считает, что было бы полезным соединить эти земли с нижними пастбищами хотя бы дощатым мостом. Тогда телята наших нидр смогут пересекать русло, не ломая ног.
Вспомнив, как она нечаянно наткнулась на пометку, сделанную рукой Седзу, в уголке весьма потрепанной карты, Мара едва удержалась от улыбки. Словно оказывая любезность соседу, она прибавила:
— Господин Джиду, я готова считать твой долг уплаченным, если получу вместо денег ту землю и все привилегии, которые с этим связаны. Кроме того, ты поклянешься, что до конца дней своих не будешь предпринимать никаких враждебных действий по отношению в Акоме..
На сморщенном лице хадонры отразилась плохо скрытая тревога, и он что-то прошептал хозяину на ухо. Властитель Тускалоры выслушал его и, елейно улыбаясь, произнес:
— Я согласен, если будет разрешен проезд наших фургонов на Имперский тракт.
Властительница Акомы, грациозно взмахнув веером, улыбнулась ему в ответ:
— Ну разумеется. Твои работники смогут перегонять свои фургоны понизу вдоль русла до Имперского тракта в любое время, когда пожелают.
— Договорились! — Лицо властителя Тускалоры изобразило живейшее удовольствие. — Даю слово! Охотно и с радостью! — Затем, пытаясь освободиться от гнетущего чувства общей натянутости, он низко поклонился. — Воздаю должное твоей мудрости и мужеству, госпожа. Теперь, когда это злополучное противостояние привело к укреплению связей между нашими домами, я могу открыто выразить свое восхищение.
Мара жестом подозвала Папевайо, который помог ей подняться.
— Я приму твою клятву. Пусть принесут ваш семейный меч.
После этих слов снова воцарилась грозовая тишина; ведь Мара на виду у всех требовала вместо обычных заверений самую священную клятву. Но плантации Тускалоры находились в руках воинов Акомы, и властитель Джиду не осмеливался протестовать. Он послал слугу за старинным мечом своих предков, одним из самых древних в Империи, выкованным из драгоценной стали и вложенным в простые деревянные ножны. Под пристальными взглядами Мары и Папевайо властитель Тускалоры взялся за рукоять меча и произнес клятву — свято исполнять свое обещание во имя предков.
Теперь наконец Мара была удовлетворена. Она подала знак своим воинам, и те помогли госпоже снова разместиться в запятнанном кровью паланкине. Уцелевшие носильщики и воины из охраны осторожно подняли носилки на плечи. Когда они уже были готовы тронуться в обратный путь, Мара обернулась к властителю Тускалоры:
— Долг уплачен сполна, Джиду. Я с удовольствием сообщу любому, кто спросит, что властелин Тускалоры — человек чести, без всяких уверток выполняющий свои обязательства. — Затем, не без ехидства, она добавила:
— И неизменно верен данному слову.
Властитель Тускалоры стойко переносил все ее ядовитые намеки. Он недооценил молодую соседку, и эта ошибка дорого ему обошлась. Но, по крайней мере, брешь, пробитая в его чести, не станет достоянием сплетников во всей Империи, и за эту скромную милость он горячо благодарил богов.