— Госпожа Мара, какая приятная неожиданность! Я чрезвычайно рад удостовериться, что ты унаследовала доблесть твоего отца, иначе ты не решилась бы сунуться в это змеиное гнездо.
Все еще держа Мару за руку и поглаживая ее с показной отеческой заботой, он обернулся к властителю Минванаби. Хозяин дома стоял, пытаясь подавить раздражение, не меньше Мары пораженный последним замечанием Альмеко. А тот не унимался:
— Джингу, ты же не собираешься омрачить кровопролитием празднование моего дня рождения, правда?
Властитель Минванаби побагровел и забормотал что-то невразумительное, но Альмеко прервал его. Вновь обратившись к Маре, Стратег посоветовал:
— Ты только не позволяй своему телохранителю слишком крепко спать у твоей двери, госпожа. Если Джингу вздумает убить тебя без соблюдения правил приличия, то я буду чрезвычайно зол на него. И он это знает. — Стратег покосился на могущественного союзника. — Не говоря уже о том, что он поручился за безопасность всех гостей, и, следовательно, ничего не выгадает от твоей погибели, раз ему придется поплатиться за это собственной жизнью.
Виновник торжества от души рассмеялся. И Мара поняла, что Великая Игра была для этого человека поистине только игрой. Если бы Джингу мог убить правительницу Акомы таким способом, который позволил бы ему полностью снять с себя ответственность за это злодеяние, то Альмеко не только не стал бы негодовать, но мысленно рукоплескал бы властителю Минванаби за искусство заметать следы. И даже если бы Джингу потерпел неудачу, для Альмеко все эти события послужили бы просто занимательным развлечением. Мару бросило в жар. Сохранять безмятежный вид становилось все труднее. И в этот момент стоявший в двух шагах от нее второй сын властителя Шиндзаваи что-то прошептал отцу. Глаза Альмеко сузились; заметив мертвенную бледность лица Мары, он с наигранным сочувствием пожал ее руку:
— Не огорчайся, птичка: Джингу может удивить нас всех примерным поведением. — С широкой ухмылкой Альмеко добавил:
— Конечно, сейчас соотношение сил не в твою пользу, но все же шансы дожить до конца празднества у тебя есть, хотя они действительно невелики.
Он не выказывал намерения отпустить Мару и явно собирался еще позабавиться на ее счет; но тут раздался вежливый голос:
— Господин Альмеко… — вступил в разговор Камацу из Шиндзаваи. Искушенный жизнью, проведенной среди дворцовых интриг, бывший полководец клана Каназаваи переменил предмет разговора с изяществом, на которое вряд ли был способен кто-либо еще из присутствующих:
— Всего лишь несколько минут тому назад госпожа Мара напомнила, что во время ее свадьбы у меня не было благоприятной возможности представить тебе моего младшего сына.
Воспользовавшись тем, что обращение Камацу отвлекло от нее внимание Альмеко, Мара сумела высвободить пальцы из захвата Стратега. Она отступила на полшага влево; такое же движение без малейшей задержки сделал и Камацу. Имперскому Стратегу оставалось только одно: примириться с мыслью, что перед ним стоит уже не Мара, а властитель Шиндзаваи. Статный юноша сопровождал отца. Камацу улыбнулся и проговорил:
— Позволь представить тебе моего второго сына, Хокану. — Альмеко нахмурился; маска благодушия едва не упала с его лица. Он повернул голову к молодому Хокану, но пренебрежительное замечание, на какие он обычно не скупился, не успело слететь с его губ. Как ни в чем не бывало, Камацу продолжил:
— Его старшего брата Касами ты, несомненно, помнишь, Альмеко: он военачальник второй армии клана Каназаваи в твоем войске.
В словах Камацу придраться было не к чему; пришлось Стратегу взять себя в руки и пробормотать что-то благосклонное.
Другие семьи уже стояли на лестнице, ожидая, пока настанет их черед приветствовать Стратега; чтобы дать им возможность подняться на возвышение, отец и сын Шиндзаваи еще на шаг продвинулись вперед. Альмеко еще раз перевел взгляд на Мару, но Камацу завершил эту часть церемонии словами:
— Мы не станем больше отнимать твое время, господин: здесь многие желают тебя приветствовать. Да озарят боги улыбкой праздник твоего дня рождения. ; Следующая семья поднялась на возвышение, и Стратегу пришлось принять очередную порцию поклонов и приветствий. Тем временем Мара успела снова взять себя в руки. Она мысленно возблагодарила богов за то, что они вернули ей разум, и, обернувшись к властителю Шиндзаваи, наклонила голову в знак искренней признательности. Камацу уже удалялся прочь от очереди гостей, но ответил ей легкие кивком.
В его манере держаться Мара уловила то, чего не видела ни в ком с того самого момента, как вступила в пределы владений Минванаби, а именно — сочувствие. Возможно, властитель Шиндзаваи не числился среди ее союзников, но ясно показал, что не является и врагом. Он многим рисковал, когда прервал злую забаву Стратега, и сделал это весьма дерзко.
Сын не сразу последовал за отцом, и Мара заметила, что за ней следят его темные глаза. Она ответила на этот взгляд чуть заметной улыбкой, но не рискнула выразить свою благодарность словами, чтобы не дать властителю Минванаби повода вообразить, будто Акома и Шиндзаваи заключили против него союз.
Накойя настойчиво тянула госпожу за рукав, пытаясь поскорее увести ее в безопасный уголок.
— Нужно уносить отсюда ноги, Мараанни, — заклинала ее первая советница, воспользовавшись минуткой, когда Папевайо расположился между своей госпожой и прочими гостями, загородив собой Мару и Накойю от посторонних взглядов. — Здесь у тебя нет ни одного союзника, а Стратег делает из Акомы посмешище. Если ты останешься — лишишься жизни, а Кейоку придется воевать, спасая Айяки. Лучше уж снести позор бегства, чем рисковать потерей натами.