Дочь Империи - Страница 40

Слуга почувствовал себя неуютно: хотя и не по своей воле, но он услышал слова, явно не предназначенные для его ушей. Однако у Чимаки были иные поводы для беспокойства. Уже более громко он спросил:

— Так неужели властительница Акомы осмелилась привести с собой весь оставшийся у нее отряд?

Явно желая оказаться где угодно, только не здесь, слуга сообщил новые подробности:

— Господин, хадонра говорит, что она привела еще больше солдат. К стыду нашему…

Слуга осекся. Он заметил, как напрягся властитель Анасати при одном лишь предположении, что недостаточная готовность к приему гостей может умалить честь его дома. Пришлось быстро найти другие слова:

— …к стыду твоих, господин, недостойных слуг, конечно… ей пришлось оставить еще сотню воинов в лагере за воротами усадьбы… потому что у нас не были приготовлены жилища для такого количества солдат.

К великому облегчению слуги, Чимака отослал его взмахом руки; тем временем у властителя Анасати изменилось настроение: если сначала он почувствовал себя уязвленным из-за пустяковой оговорки слуги, то теперь не на шутку встревожился, уразумев смысл сказанного.

— Военачальник Акомы… — тут он покрутил рукой в воздухе, пытаясь вспомнить имя. — А, да, Кейок… опытный воин и далеко не дурак. Если с Марой ею да явились сто пятьдесят воинов, то нам следует предположить, что для охраны поместья оставлено вдвое больше. Должно быть, резервный гарнизон Седзу был гораздо сильнее, чем мы предполагали. — Раздражение властителя явно нарастало; потом его глаза сузились: в душу закралось подозрение. — Наш шпион либо работает на Минванаби, либо попросту никуда не годится. Поскольку именно ты убедил меня довериться человеку, не рожденному в наших поместьях, я поручаю тебе расследовать это дело. Если нас предали, мы должны узнать это немедленно.

Жара и неудобство ожидания сами по себе могли любого вывести из себя, но Текума еще припомнил, каких трудов и расходов стоило внедрить этого шпиона в дом Минванаби. Хмуро взглянув на первого советника, он буркнул:

— Мне ясно одно: возможно, ты ввел нас в заблуждение.

Чимака откашлялся, чтобы прочистить горло. Сделав вид, что обмахивается декоративным веером, он прикрыл нижнюю половину лица, чтобы никто не мог различить его слова по движению губ:

— Господин, умоляю тебя не судить поспешно. Этот агент верно служил нам в прошлом, а сейчас занимает исключительно удобное положение. — Он раболепно поклонился. — Гораздо более вероятно, что наша распрекрасная властительница Мара нашла способ обвести вокруг пальца господина Минванаби; тогда было бы понятно, почему сведения нашего агента оказались ложными. Я отправлю туда другого агента. Он вернется либо с подтверждением моей догадки, либо с сообщением, что предателя нет в живых.

Негодование Текумы пошло на убыль. Сейчас он напоминал рассерженного коршуна, взъерошенные перья которого мало-помалу плотно укладываются вдоль тела. И в этот момент наконец-то прозвучал четвертый удар гонга. Слуги, поставленные у входа, медленно раздвинули скользящие створки, и Чимака начал приветственную речь, с которой по древнему обряду обращались к соискателю брачных уз.

— Добро пожаловать в наш дом, о ты, с кем вместе входят свет и ветер, тепло и дождь, о ты, с кем вместе входит жизнь.

Эти слова, предписанные традицией, ни в коей мере не выражали подлинных чувств Анасати к Акоме. В Игре Совета требовалось неукоснительное соблюдение всех форм приличия. Легкий ветерок шевельнул развешанные в зале знамена. Властитель Анасати вздохнул с облегчением, а Чимака продолжал:

— Войди, о ты, кто ищет союза, и выскажи нам свое желание. Мы предлагаем питье и пищу, тепло и покой.

Произнося эти слова, Чимака мысленно усмехнулся. В такой жаркий день, как сегодня, обещание еще какого-то добавочного тепла никому не могло показаться заманчивым. Да и насчет покоя… вряд ли будет спокойно на душе у Мары в присутствии властителя Анасати.

И он вгляделся в прибывших.

В мерном ритме, точно следуя ударам единственного барабана, одетые в серые туники носильщики вступили в зал со стороны, противоположной возвышению, где находился властитель. На плоских открытых носилках были уложены одна на другую подушки, и на этой кипе неподвижно восседала Мара. Музыканты грянули приветственную песнь, и пока раздражающе примитивная мелодия повторялась снова и снова, придворные разглядывали хрупкую девушку впереди богато одетой свиты — девушку, на которой была надета мантия одного из самых гордых родов Империи. Так же как и хозяин дома, она была облачена в традиционные церемониальные одежды. Высокую прическу скрепляли шпильки, украшенные перламутром и самоцветами; жесткий воротник, расшитый бисером, наглухо закрывал шею и поднимался до самого подбородка. Накрахмаленное платье с длинными широкими рукавами уложено жесткими складками; его отделку составляли большие банты зеленого цвета — геральдического цвета Акомы. Однако, несмотря на весь подобающий случаю грим и тяжелую, расшитую драгоценными камнями одежду, девушка выглядела так, словно жара ей ничуть не досаждала.

Слева от Мары, на шаг позади, выступала Накойя, одетая как подобает первой советнице при властительнице Акомы. Справа от Мары шли три офицера в блистающих новым лаком доспехах и в шлемах, увенчанных новыми плюмажами. По обе стороны от носилок Мары следовал эскорт из пятидесяти воинов в великолепной парадной форме.

Солдаты остановились, не нарушив строя, на расстоянии фута от возвышения

— зеленый всплеск посреди желтого и алого цветов дома Анасати. Один из офицеров остался с солдатами; двое других продвинулись рядом с носилками на три шага к возвышению. Здесь рабы опустили свою ношу на пол, и два правителя оказались лицом к лицу: худощавый раздраженный мужчина и миниатюрная девушка, которая боролась за свою жизнь.